Жизнь и бизнес честного лоха в современной России - Страница 19

Помню тот день, когда я впервые рассказала Казбеку о Мэри. Приём задолженностей затянулся до позднего вечера. Когда я вышла из здания университета, сумерки уже окутали парк полупрозрачной пеленой. Внезапно сквозь неё пробился белый луч. Я взглянула на небо. Плотные облака расступились и, как таинственный маяк, показалась полная луна. Через секунду она скрылась за тучей. И вновь лунный свет озарил пространство. Я долго не могла оторвать взгляд от пульсирующей луны. Но вот лунный свет скользнул по знакомой фигуре. Возле фонтана стоял Казбек. Вид у него был обречённый. Увидев меня, Казбек задёргался в судорогах мускулярной истерии, как это часто случалось с ним и прежде. – Не нужно быть таким печальным с лицом кавказским национальным. Казбек улыбнулся. Судороги прекратились. – У меня есть к тебе интересный разговор, – я достала из сумки конверт из Новой Зеландии и протянула его Казбеку. – Я плохо понимаю по-английски. – Ну, некоторые слова ты всё же поймёшь. Посмотри, здесь написано: «волк, гангстер, Казбек»… Речь идёт о тебе. Пьеса будет поставлена!

Горделивая улыбка промелькнула на его лице. – Ты сможешь приехать ко мне завтра? Мы всё обсудим. Казбек отвёл глаза в сторону. Он явно медлил с ответом. Такого я не ожидала. – Можно приехать… Как-нибудь… – Не как-нибудь, а завтра в десять утра. Я должна перевести тебе основные моменты пьесы прежде, чем дам согласие на её постановку. Я скажу декану, что материал дал мне ты. Думаю, что прототипа главного героя не отчислят из университета. И это ещё не всё! Когда ты станешь знаменит среди своих, у тебя появится шанс стать лидером. В общем, поговорим об этом завтра.

Казбек молчал. И только смертельная бледность лица и блеск воспалённых бессонницей глаз выдавали, как трудно преодолеть ему свою внутреннюю зависимость от меня.

* * *

Я провоцировала его на поступки, которые могли бы стоить мне жизни, но одновременно позволяли вставить в пьесу острые и одновременно правдивые сцены.

Перед отъездом Казбека в Грозный на время летних каникул, я случайно встретила его в районе метро и сообщила по секрету, что являюсь колдуньей и могу вызывать появление людей там, где захочу и когда захочу, так что нашу встречу нельзя назвать случайной.

– Как ты это делаешь?

– Хочешь, покажу?

– Хочу!

– Тогда берём такси и едем ко мне.

Дома я зажгла свечи и, срезая ножницами языки пламени, произнесла на распев голосом вещуньи:

«Как этот воск плавится от пламени жгучего, так и ты, Казбек, от моего наговора могучего подчинись моей воле, явись передо мной и отдай мне свою душу. Аллах Акбар».

Он вдруг порывисто обнял меня.

– Нет! Не смей!

– Почему?! Что ты ведёшь себя как девочка?!

Казбек продолжал тискать меня в своих объятиях. Я вывернулась и, схватив ремень, больно ударила его по руке.

– Получай, чеченский волчонок! Получай!

На мгновение он остолбенел. Потом схватил меня за горло и начал душить.

– Ты, женщина, никогда не смей поднимать руку на чеченца! Не останешься в живых!

– Постой! Я всё объясню, – прохрипела я, и он ослабил хватку. – Я вообще не хочу тебя, но для того, чтобы пьеса о тебе стала популярной, в ней должны быть шекспировские сцены.

– Вы сильная женщина, а я… я буду искать встречи и буду приходить к Вам, даже если Вы не любите меня…

– Я любила тебя. Очень сильно.

– Любила? Ла?

– Надеюсь, ты понимаешь, что эта лав стори не может иметь счастливого конца. Однако я собираюсь продолжить попытки сделать тебя лидером.

При встрече после двухмесячной разлуки Казбек уже не выглядел таким влюблённым как прежде и дал понять, что теперь между нами чисто деловые отношения. Первым делом поинтересовался, продолжаю ли я предпринимать шаги в направлении его президентства. В случае успеха обещал построить для меня в Грозном прекрасный дом и спонсировать продвижение моих дальнейших работ.

Но вот пьеса закончена, и Мэри выражает готовность начать действовать и информировать меня обо всех результатах, как положительных, так и отрицательных. Это было её последнее письмо. Я беспокоилась, спрашивала о причине молчания, но не получала никаких объяснений. У меня даже возникла мысль о том, что, может быть, я с самого начала переписывалась не с Мэри, а с агентом наших спецслужб. Помогая мне написать пьесу, наша Маша получила от меня не просто информацию о взаимоотношениях в чеченской диаспоре в период войны, а такие откровения, на которые способен не каждый. Я поделилась своими сомнениями с Лидией, и она с умным видом человека, которому многое известно, произнесла:

– Первые несколько писем действительно были от Мэри Х. из Новой Зеландии.

Чтобы окончательно прояснить ситуацию, я решила обратиться в посольство Новой Зеландии. И тут впервые обнаружила за собой слежку. Преследователь, не скрывая своих намерений напугать меня, шёл за мной по пятам, но я всё-таки приблизилась к зданию посольства и позвонила из автомата по указанному на табличке номеру секретаря. Женский голос ответил что-то на английском, но беседа не состоялась. Я вдруг почувствовала дурноту, какой не чувствовала никогда прежде. Мне казалось, что чья-то рука проникла внутрь моего черепа и вырывает мозг через горло. Я задыхалось, в глазах потемнело. Вот так наступает смерть, – подумала я. К счастью вспомнила о том, что у меня в сумочке есть лекарство для мозга, которое отец советовал всегда иметь при себе. Я проглотила таблетку. Через какое-то время приступ прекратился. Я сделала глубокий вдох, огляделась, не отдавая себе отчёт, зачем я здесь. Вспомнила о Мэри и Казбеке, но воспоминания эти не пробудили никаких чувств и желаний. Возникло ощущение, что я полная дура и занимаюсь какой-то ерундой. С тех пор я избегала встреч с Казбеком, а он ещё долго, как мне рассказывали студенты, мечтал стать президентом.