И словно по заказу, на меня обрушилась лавина писем от фирм, входящих в «Рашн Бьюти». Вот несколько отрывков:
...«Любовь Владимировна!
31-е число навсегда изменит Вашу жизнь! У Вас не должно быть никакого сомнения: соответствующие документы о присвоении Вам Главного приза уже подписаны и заверены ответственными лицами «Мегги Смайл». Теперь Вы должны сделать свой выбор:
Если Вы выберете автомобиль, Елена Владимировна, да, 31-го числа Вы сядете за руль одной из самых комфортабельных машин современности, которую мы выбрали специально для Вас!»
Мечты, мечты…
Последнее время Антон был не в духе, объясняя это тем, что у него, видите ли, стресс. За ужином частенько плакался: не с кем поговорить, а так хочется поделиться. Когда я выражала готовность выслушать его, долго и чрезвычайно нудно рассказывал мне, что его начали подсиживать полковники.
– Ты со всеми ведёшь себя так, будто они дураки, а твоими устами глаголет истина. Никому это не может понравиться, и особенно полковникам.
– Какая ты невоспитанная! Перебиваешь меня, несёшь хуйню, и даже не извинилась!
– Извиняйте. Устала я, чучело мяучело.
– Полковник разговаривал со мной как с мальчишкой! Наорал на меня за то, что я придумал идиотское название для проводимого мной патентного исследования. Но оно же секретное! Мы не можем раскрыть в названии его суть – так посоветовал Главный. Как только я сказал это, он сразу осёкся.
После долгих дебатов, наконец, выяснилась истинная причина стресса Антона: его застукали в рабочее время один раз за компьютерной игрой в карты, а в другой – за прослушиваньем записи Михаила Задорного.
– За нами установили настоящую слежку! Ни бзднуть, ни пёрнуть!
– Я всегда восхищалась культурой твоей речи, – съязвила я.
– Много мата это плохо, но если кто-то заслуживает розги, её вполне можно заменить крепким словцом. Даже собаки чувствуют разницу между приличными запретными командами и матом. Хатико всё утро таскала за шкирку пекинеса Марго. Та не сопротивлялась, и акита всё сильнее входила в раж. Никакие окрики не смогли остановить её. Но стоило мне произнести: «Ты что, совсем охуела?» она выплюнула Марго и, виновато взглянув на меня, добровольно отправилась в клетку… Ну, а у тебя как дела на работе?
– У нас до тотальной слежки пока не дошло. Общими усилиями мы вычислили только одного стукача.
– Кому вы нужны? Нищему в этой стране бояться нечего. Но в нашей военной организации зарплата приличная. Я был наивным человеком и только благодаря твоему отцу узнал, что на секретных предприятиях каждый второй сотрудник агент госбезопасности. И смешно и грустно вспоминать о донесении, написанным твоим отцом тот день, когда я приехал к тебе в Нижний Новгород.
– Да, припоминаю. Я заглянула в кабинет отца, чтобы узнать, осталось ли в силе его обещание пригласить нас на концерт в оперный театр. Отца в кабинете не было – вышел в туалет. На столе лежал лист бумаги формата А 4. Это было заявление в комитет государственной безопасности примерно следующего содержания:
«В соответствии с нашей договорённостью, сообщаю, что под видом жениха моей дочери Любови Владимировны Раевской в мою семью внедрился аспирант Московского инженерно-физического института такой-то. Проявляет подозрительный интерес к моей научной деятельности в разных областях – к открытым работам по проектированию солнечных парусов и закрытым в сфере биоэнергетических исследований».
Я не знала, смеяться мне или плакать. Мой отец стукач!
– А я понял, что попал – если не женюсь на тебе, меня арестуют по подозрению в шпионаже.
По вечерам сломанная рука давала о себе знать, и, покорно выслушав нытьё мужа, я стремилась забыться за просмотром записанных на диски российских сериалов. Многие фильмы «грешили» правдивым отображением тёмных сторон нашей действительности. Законы, по которым мы живём, не редко инициируют воры в законе, заказчики убийств. Да и те нарушаются безнаказанно теми, кто может откупиться. Человек, вернувшийся в Россию после долгого проживания, к примеру, в Австралии, не может понять, почему он оказался в тюрьме за то, что вступился за собаку, которую избивал садист. В правоохранительных органах, случается, правят бал генералы, связанные тесными узами с мафией или сидящими в депутатских креслах преступниками. В лагерях за совершённые громкие преступления отбывают наказание не заказчики и исполнители, а те, на кого удалось «повесить» убийство. А в дни религиозных праздников все эти люди считают необходимым отстоять проповеди в сверкающих позолотой православных храмах. Там на Западе многие фильмы тоже кричат о преступлениях, совершённых представителями власти и закона. Но зрители знают, что подобные трагедии не являются нормой жизни.
В своём блокноте я нашла написанное мной много лет назад стихотворение
Не стало понятий
Осталось лишь зло
Воняет в сортирах
Отбросов дерьмо
Не стало понятий
Забыт божий стыд
Увядшая роза
Лишь молча скорбит
Не стало понятий
Остался лишь фарс
Но тело спружинил
К прыжку снежный барс
Он прыгнет, взовьётся
Над кровью сердец
Оставит уродам
Бесславный конец
И, несмотря на это, я считала, что ЦРУ напрасно тратит деньги на поддержку оппозиционных журналистов, пытающих укоренить в мозгу граждан мысль о том, что лучше жить в маленькой стране с большим валовым продуктом, чем в большой с маленьким. В необходимости развала России, пусть даже неизбежного в исторической перспективе, им не удастся убедить людей, понимающих, что «не дай бог снова пережить кровавую революцию и распад». ЦРУ тратит усилия и деньги, но люди всё больше склоняются к полной ориентации на Китай. И ещё меня волновало то, что, с одной стороны, цензура наступает на свободу слова, запрещая, к примеру, некоторые народные выражения в талантливых произведениях многоточием или пиликаньем, а с другой, никто, за исключением разве что сектантов, не пытается создать сценарий, дающей надежду на то, что есть шанс приостановить стремительный полёт цивилизации к своему концу и повернуть вектор истории к свету.